16 августа мы вспоминаем схиигумению Марию (Горбатову) – подвижницу благочестия ХХ века, проживавшую в 1930–1950-х годах в Сергиевом Посаде, неподалеку от Лавры, и создавшую здесь тайную монашескую общину, где получали духовное окормление и поддержку многие и многие люди.

В условиях антирелигиозных репрессий схиигумения Мария мало рассказывала о своей жизни до приезда в Сергиев Посад и о людях, которые ее окружали, поэтому информация об этом периоде ее жизни крайне скудна и порой несколько противоречива, потому что матушка могла в рассказах менять имена, дабы обезопасить близких ей людей.

Родилась подвижница примерно в 1860–1870-х годах (по некоторым данным, в 1879 году). Первые сведения о ее жизни мы можем почерпнуть из воспоминаний Сергея Иосифовича Фуделя – православного богослова, философа и духовного писателя, неоднократно репрессированного по политическим мотивам и посещавшего старицу после одной из своих ссылок. «Схиигумения Мария пошла в монастырь лет 16-ти, – пишет он. – Отец ее был богатый купец, а матери она не помнила. Была у нее добрая и верующая по-настоящему няня. И вот отец решил, что пора ее выдавать замуж. Был назначен день, когда придет сваха с женихом, и будут “смотрины”. В этот день она, печальная и о замужестве своем не думающая, должна была надеть какое-то особенное парадное платье из красного атласа. В этом платье она и сидела одна в большом двухсветном зале, ожидая гостей и жениха. Гости задержались, а она, положив руки на стол, а на руки голову, неожиданно заснула. И вот она видит, что открываются двустворчатые двери, и в комнату входит высокая Госпожа в таком сияющем одеянии, что ей стало страшно. Госпожа прямо подошла к ней, взяла ее левую руку и трижды намотала на нее четки со словами: “Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа”. Девушка проснулась и бросилась к няне с рассказом о видении. Няня сразу и твердо сказала: “Никаких женихов! Пойдем наверх к себе”. Там она велела повязать щеку платком, а сама пошла к отцу и объявила, что “у девочки заболели зубы”. Смотрины были отменены, а вскоре отец, устрашенный видением, сам отпустил ее в монастырь».

Известно, что схиигумения Мария прежде была связана с Саратовом. По воспоминаниям состоявшей в общине матушки Марии монахини Досифеи (Вержбловской), старица прежде подвизалась в монастыре в честь Владимирской иконы Божией Матери в Вольске и даже была настоятельницей этого монастыря. И хотя ее имя не фигурирует в списках насельниц 1925 и 1929 годов и в самой обители никаких сведений об этом не сохранилось, тем не менее приводимые матушкой Досифеей подробности указывают на то, что это действительно может быть правдой, и в настоящее время во Владимирском монастыре города Вольска схиигумению Марию почитают как подвижницу, окормлявшую сестер вплоть до закрытия обители в 1920-х годах.

Протоиерей Игорь Мальцев, очень близко знавший матушку и проживавший какое-то время с ней в одном доме, свидетельствовал, что с 1910-х годов по 1936 год ее духовником являлся викарий Саратовской епархии епископ Аткарский Николай (Парфенов), который  незадолго до своего последнего ареста и смерти в тюрьме передал матушке Марии духовное окормление своей паствы и благословение на подвиг юродства, который она несла до конца жизни. Матушка также прибегала к духовному руководству протоиерея Константина Соловьева, сыгравшего значительную роль в устроении церковной жизни в Саратове в начале и середине ХХ века.

Согласно мнению А. В. Руфимского, чьи родственники и духовные наставники окормлялись у схиигумении Марии, матушку можно отождествить с монахиней Ксенией, в миру Иулианой Иаковлевной Багаевой (Горбатовой), факты биографии которой поразительно совпадают с фактами жизни матушки Марии. Иулиана Иаковлевна также происходила из крестьян Саратовской губернии, была духовной дочерью отца Константина Соловьева и принадлежала к кругу последователей епископа Николая (Парфенова), которых он называл «пустынной Церковью». Она являлась прихожанкой саратовской Вознесенско-Сенновской (Митрофановской) церкви и приняла постриг по благословению архиепископа Фаддея (Успенского) в 1928 году. Ее фото из следственного дела отца Константина хранилось у А. В. Руфимского. Сверху на снимке имелась надпись карандашом: «Изъято у попа Соловьева», а на обратной стороне был текст, написанный рукой отца Константина: «»Мон[ахиня] Ксения постриж[ение] приняла на 5 нед[еле] Великого поста 16/29 марта 1928 г. В мире Иулиана Иаковлевна Багаева (Горбатова). Вдова с 1914 г., из крестьян деревни Красновидовки Переездинской волости Аткарского уезда Саратовской губернии. Родилась 1863 г. в декабре. Пострижение тайное приняла по благословению Преосвященнейшего Фаддея [(Успенского)], архиепископа Саратовского, от иеромонаха Пантелеимона у него в келье. Восприемною материю ей при пострижении была монахиня Агния (Нарциссова). C 1918 г. духовная дочь протоиерея Митрофановской церкви г. Саратова Константина Соловьева. С 1915 г. живет в услужении ради Господа у гр[аждан] В. П. и М. Ив. Кузнецовых: няня для детей и кухарка для дома. В 1903 г. на сороковой день после открытия св. мощей препод[обного] Серафима, Саровского чудотворца, была в Саровской обители, и в 1904 г. по благословению старца схимонаха Василия (Анатолия) снова посетила обитель и стала ревностная его почитательница. Долгое время была послушницею старицы Иу…ны, жившей по благословению и заветам старца Анатолия в келье своей на хуторе Рожкова Кондрашова в 1,5 верстах от села Бор».

На допросе отца Константина спрашивали: «Следствию известно, что Вы принимали активное участие в производстве тайного пострижения в совместной деятельности с бывшим епископом Парфеновым Николаем Горбатым и епископом Фаддеем?» На это батюшка ответил: «Действительно, я принимал участие в тайном постриге в монашество в 1928 году с епископом Фаддеем некоей Горбатовой Ульяны Яковлевны».

Мама А. В. Руфимского также рассказывала сыну, что знала схиигумению Марию с раннего детства, с тех пор, когда матушка еще до принятия иночества была прихожанкой Митрофаниевской церкви и духовной дочерью отца Константина Соловьева: «Родом она была из деревни, жила по людям и всегда нуждалась, – вспоминала она. – Часто и подолгу матушка Мария жила в нашей семье по просьбе отца Константина. Так как папа имел иранское гражданство и персидский паспорт на имя Ага Баба Мамед Кули Оглы, уроженца города Ардабилля, работники НКВД не трогали нашу семью до середины 1930-х годов. Тогда они предложили ему либо уезжать на родину без семьи, либо оставаться, приняв гражданство СССР. Он выбрал последнее».

Совпадения поразительны – не сходится только факт вдовства матушки с рассказом С. И. Фуделя. Однако доподлинно неизвестно, кто именно поведал ему этот рассказ, – возможно, это была не матушка, а кто-то из ее почитателей. В любом случае, с большой долей вероятности можно отождествлять монахиню Ксению со схиигуменией Марией, и если это действительно так, то данный факт проливает свет на обстоятельства жизни матушки до переезда в Сергиев Посад.

История общины схимонахини Марии в Посаде начинается в 1938 году. Протоиерей Игорь Мальцев свидетельствовал, что дом на Кустарной улице, где матушка основала тайную монашескую общину, купил именно владыка Николай. «Дом в Загорске (№ 28 по Кустарной улице) был куплен епископом Николаем и юридически оформлен на семью Мальцевых, – писал он. – Первую половину он благословил занять Мальцевым, а во второй половине благословил жить одной из своих саратовских духовных дочерей – схиигумении Марии с ее послушницей матушкой Арсенией». Двоюродный брат протоиерея Игоря А. Б. Ветвицкий вспоминал: «Нам, детям, родители говорили, что схиигумения Мария – прямая родственница, и выдавали ее за тетю нашего папы “бабу Феню”. Дом сначала привели в порядок, отгородились высоким забором от лишних взглядов и стали жить одной большой дружной семьей вплоть до того, что у нас был общий стол… Домик маленький, но как в нем было хорошо, уютно, таинственно. На чердаке стоял гроб схиигумении Марии. В подвале был самодельный приемник, по которому слушали сводки с фронта и немецкие передачи. У “бабушки Фени” ежедневно вычитывали весь суточный богослужебный круг (кроме литургии) и монашеские правила. Схиигумения Мария жила под фамилией и с паспортом ранее умершей жены сапожника Сарычевой, такая вот была конспирация… По фасаду дома левое окно (с торца правое окно) келии схиигумении Марии было всегда занавешено. Сколько себя помню, из келии она не выходила…»

Монахиня Досифея (Вержбловская) говорила, что матушка старалась ничего не делать без благословения своего старца, отца Ионы, которого называла «папой», рассказывая о нем очень редко, всегда понизив голос, как бы из страха, чтобы кто-нибудь не подслушал. По ее рассказам, он скрывался где-то около Волги, в маленькой деревне, в подземелье. «Это была странная и удивительная история, – делилась монахиня Досифея. – Из немногих скупых слов матушки я могу только сказать, что отец Иона был священником. Я даже не знаю, был ли он архимандритом или просто иеромонахом. Во всяком случае, это был духовный руководитель матушки долгие годы, еще до революции, и, по-видимому, духовный наставник ее монастыря».

Агиограф и историк Илья Басин в своем исследовании жизни матушки Марии приводит воспоминания одной из последних сестер ее общины. Рассказывая о жизни старца Ионы, та заметила, что сама никогда не поверила бы тому, что говорит, если бы не видела своими глазами его тайное пристанище на берегу Волги. Возможно, речь идет о подземных ходах, которые в давние времена рыли грабители вдоль берега Волги и которые впоследствии стали пристанищем для гонимых христиан.

Можно предположить, что Иона – это вымышленное имя, которое схиигумения Мария придумала для того, чтобы уберечь своего старца от возмездия безбожных властей. Однако известно, что матушка получала от некоего старца письма с наставлениями и указаниями, как поступать в том или ином случае. Она ничего не делала без его благословения и систематически посылала батюшке вещи и продукты. С 1947 года, после прекращения окормления отцом Ионой, до кончины схиигумении Марии в 1961 году ее и сестер общины окормлял иеросхимонах Глинской пустыни Серафим (Романцов).

Община матушки Марии стала одним из оплотов послевоенного тайного монашества. Дом ее был постоянно наполнен людьми. Сюда приезжали за духовным руководством и советами в трудных жизненных ситуациях, здесь находили приют монахини из закрытых монастырей. Бывали в доме и такие известные подвижники благочестия, как иеромонах Пимен (Извеков), будущий Патриарх; первый наместник Лавры архимандрит Гурий (Егоров), будущий митрополит; митрополит Иоанн (Вендланд), бывший в 1953–1956 годах настоятелем Духосошественского собора в Саратове; студент Московской духовной академии Юрий Смирнов, впоследствии архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий; архимандрит Кирилл (Павлов); протоиерей Тихон Пелих, и многие другие лица разных званий и сословий, которые неизменно находили в этом доме утешение и поддержку.

Схиигумения Мария и созданная ей община помогали восстанавливать Троице-Сергиеву Лавры в 1946 году, после ее открытия. Монахини пекли просфоры, собирали пожертвования. Значительная часть денег, которые народ передавал на возрождение обители, хранилась именно у матушки Марии.

Говоря о характере старицы, можно привести занимательные воспоминания о ней монахини Досифеи: «Матушка была полна юмора, бытового, простонародного юмора, сочного и здорового. И при том она немного юродствовала – это был ее стиль, ее способ общения с людьми. Иногда, бывало, придешь к матушке и начинаешь жаловаться: “Матушка, я больше не могу так жить… мне это трудно… мне это не под силу…”. Матушка слушает с сочувствием и потом говорит: “Ну, ничего, ничего! Вот я ей скажу, я ей сейчас вихор завью!” Вот такой был метод.

Существовал еще один метод “воспитания” у нашей матушки, в котором я принимала участие. Бывало, приедет к нам какая-нибудь гостья из “благородных”. Матушка зовет меня и говорит: “Вот, я сейчас тебя позову и буду ругать. А ты знай – это я не тебя ругаю, а ее – пусть слушает. А то она тоже деликатная, ей прямо сказать нельзя – не понесет. А ты кланяйся и говори: ‘Простите, матушка’, а сама будь спокойна – это я не тебя, а ее ругаю”».

Архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий в письме священнику Виктору Григоренко вспоминал о старице: «Свет трудно скрыть среди тьмы времени. Люди тянулись к такому духовному человеку, как монахиня Мария, получая поддержку в вере, которую подмывает окружающий мир своими прелестями. Мне тоже выпало счастье бывать у матушки неоднократно, беседовать с ней, слышать о том, что еще не вмещала моя душа, – о сокровенной жизни здесь, несмотря на тяжкие обстоятельства земной юдоли, которая переходит в будущую вечность. Она не сходила со своего одра, будучи болезненной, но вся светилась в лице свой верой и внутренней молитвой».

В 1950-х годах здоровье матушки Марии начало ухудшаться. Сохранилось письмо от 9 апреля 1956 года монахини Варвары (Адамсон) епископу Афанасию (Сахарову), в котором говорится: «Была в воскресенье у схимницы Марии, очень плохая, наверно, не станет». По поручению обеспокоенного состоянием матушки владыки монахиня Варвара неоднократно навещала ее в домашнем монастыре.

Схиигумения Мария (Горбатова) преставилась 16 августа 1961 года. После ее кончины сестры общины не решались принимать новых послушниц. Так со временем тайный монастырь матушки Марии прекратил свое существование. Однако память о подвижнице и молитвеннице, сумевшей сохранить веру в годы суровых гонений и передать ее следующим поколениям, и сегодня дарит ощущение близости Бога в любых, даже самых тяжелых жизненных обстоятельствах, и дает нам пример глубокой преданности воле Божией.

Иеромонах Пафнутий (Фокин)